|
ПУБЛИЦИСТИКА
Татьяна Банникова
Материнская дубрава
Профессиональный метеоролог, знаток и любитель природы Юрий Романюк говорил
мне, что некогда могучие русские дубравы ныне редеют и вымирают. Сказывается
сильное потепление климата за последние 15 — 20 лет. Стало выпадать больше кислотных
дождей, отчего весною на дубах погибают цветы. Многим молодым дубам вредит резкий
перепад температуры осенью. После проливных дождей наступает резкое похолодание,
замерзает вода, отчего кора молодых дубов растрескивается и поражается всякими
болезнями.
А дуб — дерево доброе. Веет от него силой и вдохновением, каждому оно дает энергию.
Самые чистые родники находят под корнями дуба, потому что они выделяют соединения
с серебром. Долго стоит вода из таких родников — не портится и на вкус отменная…
Слушала я все это и мотала на ус. Дело в том, что сама я являюсь «владелицей»
более дюжины дубов.
Лет сорок назад моя мама, хозяйничая в палисаднике, разговорилась с женщиной,
которая шла по улице с ведром и лопатой. А на дне ведра у нее оказались непосаженные
желуди, которые она не знала, куда девать.
Мама любила все «тыкать» в землю. Недолго думая, раскидала она желуди по ямкам
возле избы, веранды, сарая, вдоль изгороди, окружающей наш огород.
И все желуди проросли. Тонкие, хрупкие деревца сначала неуверенно качались над
землей, а затем бурно пошли в рост, лелеемые и ободряемые мамой.
Со временем наша доморощенная посадка поредела. Каким образом, я сейчас точно
сказать не могу. Но когда нынешним летом я решила наконец ревизовать свое дубовое
хозяйство, то насчитала их вокруг осиротевшей теперь родительской усадьбы тринадцать…
Хотелось бы написать дальше: радующих всех, кто их видит… Но не тут-то было.
Вообще-то в нашей деревне любят сажать деревья, причем без всякой корысти —
для души. И вот типичная для нашей местности картинка: изба, глядящая тремя
окнами на улицу и украшенная резными наличниками и карнизом, и обязательно в
палисаднике или березка, или тополь, или рябинка.
Так получилось, что возле нашей избы, помимо трех дубов, растут три березы,
рябина, неизвестно откуда взявшиеся два куста калины, шиповник…
И все это создало на малом пространстве от избы лесную растительную среду, совершенно
непохожую на заросшую лопухами и муравой деревенскую улицу. Здесь можно видеть
то задорных красавцев мухоморов, то скромных маленьких подберезовичков, не говоря
уже о свинушках. Огромный, в полтора моих обхвата красавец дуб, на мой взгляд,
больше всех потрудился для преобразования окружающей природы.
И все бы хорошо, но тот же дубище имеет скверную привычку после первого морозца
обнажаться до полной наготы, засыпая твердой и звонкой, будто сделанной из металла,
листвой не только улицу, палисадник, мой двор, но и двор дачницы-москвички,
живущей даже не рядом, а через переулок.
Как-то она припозднилась с отъездом в столицу до октября и, выйдя утречком во
двор, была весьма озадачена, что оказалась по щиколотки в пышной и шелестящей
дубовой «пене». «Что же это такое, мне-то это зачем?»— запричитала соседка.
Пришлось мне, вооружившись граблями, срочно предложить ей свою помощь, попутно
обмолвившись, что листва — это хорошо, ее можно на удобрение пустить, и что
вообще дуб — дерево доброе, излучает целительную энергию (спасибо за эти знания
Романюку), и, может быть, потому ее многочисленные болячки летом около моего
дуба не так уж и болят… Все это соседка выслушала благосклонно, но под конец,
окинув взглядом моего оголенного сорокалетнего оболтуса, от души посоветовала:
«Да спили ты его к шутам, зачем он нужен».
Из-за девяти дубов, несущих охрану задней границы нашей усадьбы, война в последние
годы стихла, но когда-то бушевала вовсю. Эти дубы вырастали в тесноте, объемов
не набирали, но вымахали высокими, а потому докучали третьей соседке. Свет они
ей не загораживали, но мешали видеть из окон, так сказать, дальние перспективы
— короче говоря, все равно чем-то мешали. Дело, наверное, можно было уладить
полюбовно, но поскольку претензии были заявлены круто: «Спиливайте дубы, и все
тут», — то и ответ последовал крутой: «Наши дубы — что хотим, то и делаем».
Теперь участников «войны» уже нет в живых как с той, так и с другой стороны.
Наследники соседки приезжают в родное село лишь трудиться в поте лица, а не
сидеть под окнами — во всяком случае от них никакого недовольства я пока не
слышала. И я рада, что все дубы остались целы.
Не будь дубов да пристроившихся рядом березок и кленов, давно бы, наверное,
сползла половина моего огорода в речку Сосенку. С каждым годом все больше разрушается
речной берег в этом месте и не спасают от этого набросанные в образовавшийся
обвал останки старых кроватей и холодильников, жестяной и пластмассовый хлам.
Может быть, лишь мощная корневая система почти десятка сорокалетних дубов спасает
меня от катастрофы.
Эх, расчистить бы свалку, обустроить берег, вызволить из грязи постоянно бьющие
в этом месте роднички… Вода-то в них, если верить Романюку, из-за близости дубов,
должна быть вкусной, долго не портящейся — живой водой.
Но это из области фантазии. Пока никто в моих дубах явной пользы не видит. «Ну
зачем,— говорят мне рассудительные друзья,— тебе целый лес под окном — выруби.
Крыша дома не так будет ржаветь — на нее же после дождя с деревьев капает».
Резон есть. Но рубить жалко.
«Ну ладно,— опять говорят мне рассудительные друзья,— хочешь под окошком лес
иметь, грибы собирать — будь по-твоему. Но зачем тебе дуб над картофельной делянкой,
что соседку до дрожи доводит? Ты же из-за него картошки недобираешь».
Что верно, то верно: картошка под дубом плохая. Почва здесь истощенная, хоть
стараюсь ее удобрить, и влага сквозь дубовую крону еле пробивается. Правда,
однажды, когда выдалось безобразно дождливое лето и картофельные клубни на всей
делянке были жалкими, мелкими, перемазанными в грязи, из грядок под дубом выворачивались
приятно влажные и увесистые картофелины. Дуб, помнится, в тот момент победно
шумел кроной: вот, мол, и я пригодился.
А уж как плодовит он сам. Готовя почву под картофель, я попутно выкорчевала
целую дубовую рощицу. Кто там жалуется, что дубы нынче плохо плодоносят? Приезжайте
ко мне: у меня в огороде по весне дубовый питомник.
Неравнодушна я к деревьям. Глядя на дерево, всегда думаешь о том человеке, который
дал ему жизнь. Каким он был, как звали, какие человеческие заботы, думы, надежды
занимали его в тот момент, когда пристраивал он деревце в землю? Чаще всего
это остается неизвестным. Но в одном можно не сомневаться: сажал он дерево с
добрым сердцем. Кто же со зла — возьмет да посадит дерево?
Дуб — символ вечности, связи многих и многих поколений. Сажая его, нельзя не
думать о будущем… И вот какие в связи с этим приходят на память примеры.
Начальник департамента по жилью администрации Рязани Алексей Алексеевич Батьков,
подвижник озеленения в нашей области, сажая разные деревья, отдает предпочтение
дубам. В прошлом году он съездил в касимовские леса, набрал самых крупных желудей
и посадил в разных местах Рязани: например, около автозаправки на Московском
шоссе, возле здания префектуры Железнодорожного округа…
В музее-усадьбе И.П.Павлова растет дубок, привезенный сюда в день 150-летнего
юбилея академика с древней спасской земли…
Дуб — символ стабильной, богатой, прочной жизни изображен на гербе Пронского
района.
Думаю, что человек, сажающий дерево, совершает скорее не материальный, а духовный
акт. А если он губит дерево просто так, то это особо изощренное варварство.
Прошлой весной встретил меня один из моих дубов зияющей раной: не только кору
на большом пространстве обчистили, но и древесину повредили основательно. Замазала
рану глиной, гляжу — и над другими деревьями точно так же надругались.
Не знаю, устоит ли моя дубрава. Крепок дуб, но и он бессилен перед человеческой
глупостью и подлостью.
|