ДЕНЬ НЫНЕШНИЙ
Евгений Каширин
Побасенки

Фотохудожник и краевед Евгений Каширин известен рязанцам еще и своими устными рассказами. Публикуем их в записи Людмилы Мелеховой.

Как я позировал

Мне посчастливилось учиться живописи, композиции и рисунку у Зои Григорьевны Гнатковой, рязанского художника-акварелиста. Она преподавала в Рязанском художественном училище.
Как-то звонит мне Зоя Григорьевна:
— Женя, нужна твоя помощь.
Захватил фотоаппарат, приезжаю к ней домой. Зоя Григорьевна встречает в приподнятом настроении:
— Женя, я хочу писать портрет Есенина. Едем в Кремль, будешь мне позировать. Ляжешь на валу с книгой в руках. Там вид очень живописный.
Мне, конечно, приятна ее просьба: не каждому предложат представить себя Есениным. Да я-то ведь позировать не умею. А отказать неудобно.
— Зоя Григорьевна,— говорю,— я же совсем не похож на Есенина.
— Ничего. Я только фигуру с тебя напишу, а голову потом приставлю.
— Но там грязно и холодно, как же я лежать буду? Люди ходят…
— Да, действительно. Я как-то не подумала. Где же выход?
— А давайте так сделаем: вы сфотографируете меня у себя дома в есенинской позе и писать будете с фотографии.
Мое предложение понравилось. Сняли книги с полок, устроили кремлевский вал на диване. Улегся я. Зоя Григорьевна — щелк затвором аппарата.
— Теперь тебе надо березку обнять. Будет очень поэтично.
Березки, конечно, в квартире не было. Ковер в рулон свернули. Обхватил я его рукой, лицу придал соответствующее выражение. А Зоя Григорьевна — щелк-щелк аппаратом. Пенек долго искать не пришлось: перевернули табуретку. Пристроился я к ней с карандашом и бумагой — стихи якобы пишу. Зоя Григорьевна опять аппаратом щелкнула.
Расстались мы довольные друг другом.
Сделал я эти снимки, отвез их Зое Григорьевне и забыл о них.
Однажды возвращаюсь домой с работы, навстречу торжествующе-ехидный голос жены:
— И надо же было до такой степени напиться! Где это ты был?
Страшное подозрение.
Смотрю: в руках у нее вещественное доказательство — пробная фотография, где я с ковром в обнимку.
От семейного скандала спас меня номер телефона Зои Григорьевны.

Бычки-смоляные бочки

Было это давно. Рязань готовилась к очередной партийной конференции. Вызвал меня один начальник к себе и говорит:
— Срочно поезжай в Сасовский район. Там в совхозе дети бычков откармливают. Снимки уже есть, да ребята белые халаты поверх пальто надели. В пальто нельзя.
— Но у меня занятия,— говорю.
— Никаких занятий! Нужен и буклет: счастливые дети и счастливые бычки с сеном в зубах. Поезжай!
Провел я тайком занятия, как положено, а в субботу поехал. Нашел совхоз и школу. Объяснил учителям свою задачу, а они заявляют:
— Наш директор вместо спортзала скотный двор устроил. Но дети только навоз чистят, мы их к бычкам близко не подпускаем.
— А как же фото?
— Белые халаты фотограф с собой привез. А бычки… Он ребят с чучелами снял.
Сфотографировал я ребят у тех же чучел, в черных халатах и без пальто. А начальнику пообещал написать фельетон о том, как у нас очки втирают.
— Написать вы можете все, что захотите, — холодно сказал он.— Но умеете ли вы по одной доске ходить?
И этот вопрос озадачил меня.
Серебро для страны

Эти две недели вспоминать нелегко. Я оказался под следствием. Допрашивали и моих родных, и коллег. А началось все со статьи в журнале «Советское фото», я прочел следующее:
«Стране не хватает драгоценных металлов, но это положение можно исправить. Серебросодержащие вещества можно получить методом электролиза, из химических растворов после обработки фотопленки. Польза при этом двойная: экология не нарушается и государство обогащается».
Из трехлитровой банки построил я конструкцию, как показано было на чертеже, стал по крупицам серебро собирать. За два года полкило серебряного шлама собрал. Отвез по опубликованному в статье адресу.
Через две недели явились ко мне с обыском. Меня дома не было — художников фотографировал. Взяли тестя. Пошел я туда сам.
Меня допрашивают, а мне смешно: такое количество государству серебра добыл бесплатно, за это медаль давать надо.
— А знаете ли,— говорят,— ваш товар оценили в сто шестьдесят рублей!— Тогда это были деньги немалые.— Экспертиза показала, что вам потребовалось десять тысяч метров пленки. Где вы столько взяли, чтобы смыть с нее эмульсию и обогатиться?
Я стараюсь объяснить все как специалист. Но верят не мне, а бумажкам с подписями и печатями. Передали дело в суд.
Спасла фотография. Я вспомнил, что делал фото для книги главного прокурора области. Пришел к нему, рассказал о своем положении.
Уголовное дело замяли, но от суда не освободили, правда, товарищеского. А там активные товарищи нашлись, плакат моментально выпустили: я в виде алхимика-похитителя, а кругом колбы, реторты, трубки, пар клубами.
Начальник наш на моих коллег давление пытался оказать. По одному к себе в кабинет вызывал, настаивал, чтобы проголосовали за вынесение общественного порицания.
Но меня все хорошо знали. Не дали погубить, не проголосовали.
О немецкой аккуратности
и русском аппетите

О немецкой пунктуальности и аккуратности всем давно известно. Я же хочу рассказать о русском аппетите.
Возили мы в Германию выставку фотографий. Уладили основные формальности и отправились с художником Андреем Павлушиным погулять по Мюнстеру. Город древний, красивый, люди улыбчивые, настроение с утра хорошее.
Подошло время обеда.
Мерлис Келлерман, учительница, у которой мы остановились, была на работе, и мы с Андреем взялись хозяйничать сами. Достали из холодильника приготовленное для нас кушанье, разогрели. Едим да удивляемся: что за неэкономная женщина, такой обильный обед для двоих приготовила. От еды слегка отяжелели, но оставить что-нибудь не решились: обидится Мерлис, подумает, что нам не понравилось.
Вечером приходит хозяйка, интересуется, как обед.
— О! Это было очень вкусно!— говорим мы по-немецки.
— Я очень рада,— говорит она по-русски.— Сейчас будем ужинать.— И пошла на кухню.
— О, Господи,— кричит оттуда по-немецки,— обед, ужин и завтрак вы съели за один раз!

Карпова Наташа. Школа № 50 г. Рязани, 6-й класс.