НАШЕ ПРОШЛОЕ
Наша молодость
Слово об Иосифе Лебензоне

День Победы! Всеобщий подъем, эпоха возрождения страны. С ней совпали мои студенческие годы в творческом коллективе бывших фронтовиков на факультете журналистики Уральского государственного университета в Свердловске. Окрыляло чувство свободы, подобное полету, желание познавать и творить. Студенты тех лет — племя особое. В наборе 1946 года большинство студентов — демобилизованные воины Советской Армии, уверенные в себе ребята, в прямом смысле «прошедшие огонь и воду… » У них жизненный опыт, желание «поведать миру… »
Именно тогда сложилось литературно-творческое объединение. Там разбирались произведения студентов — стихи и проза, коллективно сочинялись скетчи для постановок на университетской сцене. Там появился поэт Иосиф Лебензон, блондин с голубыми глазами, в военной гимнастерке, в кирзовых солдатских сапогах. Стихов он знал множество: своих, чужих, современных, классических. Любил в них каждую удавшуюся строку, ее звучание, глубину мысли. С природным артистизмом мог часами читать стихи наизусть. В этом мы убедились на производственной практике в Архангельске, когда, спутав время из-за белых ночей, слушали его до утра, собравшись в номере гостиницы или на берегу бескрайней там Северной Двины. Он открывал нам Павла Антокольского, Пастернака, Сильвинского, Шефнера.
Бывшие фронтовики обычно держались вместе. Это видно и на сохранившихся у меня фотографиях. Наше поколение любило майский весенний город в плеске знамен, атмосферу дружбы, «чувство локтя» — отсвет недавней Великой Победы. Как захватывающе хорошо, шагая на демонстрации плечом к плечу, петь в бесчисленном хоре: «Дети разных народов. Мы мечтою о мире живем… » Первомай — это праздник гораздо больший, чем какой-нибудь личный. На широких, но тесных в те часы, улицах убежденно, молодо, искренне звучало: «Каждый, кто молод, встань с нами вместе. В наши ряды, друзья!… »
То время не было легким ни в учебе, потому что за годы войны мы многого не освоили, многое забыли, ни в быту, поскольку стипендии были, как теперь говорят, «ниже прожиточного минимума». Так было и в идеологии, поскольку верховодить назначались «профильтрованные» люди. Серьезные политические волны тех лет, начинавшиеся «вверху», периодически нас достигали, формируясь в обкоме комсомола. Творчество, вдохновение, невозможное без брожения мысли, не совмещались с их логикой. Эхом прошлось по нам постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград», комсомольские деятели университета предъявили обвинения соответственно «местной почве», не обошли нас и упреки в космополитизме.
Иных бичевали «за уход от действительности» к переводам из Байрона и Лонгфелло. За «эстетизм» досталось Иосифу Лебензону. На собрании склонялись фразы: «стукали на стыках поезда… », «четкая чечетка каблуков»… При всем старании критиковавших больших грехов у него не нашлось. Иосифу было трудно это слышать, поскольку он был талантлив, воспринимал действительность острее, чем многие. Суть нападок, как во все времена, — зависть к таланту. Непонимание того, что не дано природой, рядилось в форму официального порицания, осуждения.
Наверное, в пожилые годы наша молодость вспоминается особенно ярко. Я помню множество людей тех лет, среди них многих студентов университета: их внешний облик, фамилии, имена. Но фамилии тех «перстов указующих» стерлись, исчезли не у меня одной. Это, наверное, своеобразная месть и расплата — их имена не должны сохраниться в памяти людей. Лишь официальное, безликое, безымянное нечто…
А память о лучших, тех, кто в творчестве сумел отразить свое время, эпоху с ее мыслями, чувствами, устремлениями, сохранится и в будущем времени. Уже нет в живых друзей моих, бывших фронтовиков. Ушли раньше многих. Но живо их творчество, способное волновать современников других эпох. В их числе и поэма «Синий ветер» Иосифа Лебензона. Она сама рассказывает о своем времени и поэте, когда-то ее создавшем.

Ксения Охапкина

Иосиф Лебензон
Синий ветер

Говорят, что синий ветер —
Плод фантазии поэта,
Будто никогда на свете
Не было у ветра цвета,
Будто синий ветер этот,
Голубые ураганы
Созданы одним поэтом
Из мечтаний полупьяных

По морям, лесам, равнинам
Ветер тешится игрою,
Но увидеть ветер синий
Удается лишь герою

Сказку время не состарит,
Сказка завтра станет былью.
Кто не слышал об Икаре
И Дедале, что на крыльях,
Легких крылышках гусиных,
Улетали из темницы.
Это гордый ветер синий
Человека сделал птицей.

Помнят люди про Сцеволу,
Сжегшего живую руку.
Это синий ветер волю
Закалил, уменьшив муку.

Пусть нас обвинят во вздоре,
Скажут нам, что это глупо…
Синий ветер в синем море
Гонит утлую скорлупку.
Из надутой парусины
Можно чашками, как влагу,
Черпать этот ветер синий,
Эту буйную отвагу.

Синий ветер был с Гастелло,
До последнего мгновенья,
Партизанки Зои тело
Грел своим прикосновеньем.
Синий ветер, синий ветер —
Юной храбрости попутчик
Всюду есть на этом свете
Только с лучшими из лучших.
Он — на стройке Днепрогэса,
На прокладке Метростроя,
Дул защитникам Одессы,
Севастополя героям,
В Ленинграде в дни блокады,
На руинах Сталинграда —
Всюду с лучшими на свете
Был геройский синий ветер.

1
Я родился… А, впрочем, надо ли
Мне рассказывать, как я рос?
Календарные листья падали,
И теплынь сменяла мороз.

Я зимой обувался в валенки,
Летом бегал всегда босиком.
Был до камешка город маленький
Мне привычен и так знаком!

От почтового синего ящика
До дворца, что терялся в садах,
Было все в городке настоящее,
Как в приличных больших городах.

Вдоль бульваров, снежком запорошенных,
Проплывали трамваи, звеня,
Все, что в городе было хорошего,
Это было мое, для меня.

Мы с товарищами отчаянным
И задорным народцем росли.
Каждый знал, что будет хозяином,
Властелином своей земли.

Надевали мы галстуки алые —
Вились по ветру их концы.
Что хотели мы, то давали нам:
Были школы у нас и дворцы.

Мы не ведали одиночества.
А по праздникам, по утрам,
Из волшебной сказки пророческой
Синий ветер являлся к нам.

И вершилось тогда небывалое:
Синий ветер, задорен и юн,
Развевал наше знамя алое,
С нами шествуя мимо трибун.
Жребий был наш удачно брошенным,
Мы родились в счастливый час:
Все, что было в стране хорошего,
Было наше, для нас.

2
Это было… Мне шел пятнадцатый.
Репетиция драмкружка.
Были свалены декорации
В беспорядке до потолка.

Было хлопотно, было суетно,
Было столько всяких забот…
Впрочем, все это неописуемо.
Тот, кто пробовал, тот поймет.

Выходила принцесса надменно
С попугаем на левом плече.
Неужели вот это — Лена?
Неужели она — Клариче?

И по сказке о трех апельсинах
Труффальдино печально бродил.
— Что случилось с тобой, Труффальдино?
— Труффальдино, чего приуныл?

— Панталоне,— но он не ответит,
Ты напрасно его не зови:
В сердце мальчика синий ветер,
Синий ветер первой любви.

Это было… Потом неизменно
Мы ходили рука в руке,
Где был я, там была и Лена:
На концерте, в кино, на катке.

Было хлопотно, было суетно,
Было столько всяких забот.
Впрочем, это неописуемо.
Тот, кто пережил, тот поймет.

3
И еще мне из детства помнится,
Как задорны и горячи,
Через окна врывались в комнату
Золотистые струны-лучи.

Статуэтка с глазами незрячими
Улыбалась навстречу лучам.
А у нас были споры горячие:
Споры свойственны всем драмкружкам.

На окне голубая книжица
Под заглавием «Дон Кихот».
Мизансцены на строчки нижутся:
Скоро пьеса у нас оживет.

За порталом поле раскинется,
Зал замрет, в темноте велик,
И с копьем на мельницу ринется
Благородный смешной старик.

Так и было бы все, наверное,
Но, внезапно, к нам из окна
Ворвалось это слово нервное,
Неожиданное: «ВОЙНА».

И пошло оно, неминучее…
Приумолкли птиц голоса,
Убежали зайчики-лучики
В недоступные небеса.

Если живы, друзья, припомните,
Как, внезапно споры прервав,
Синий ветер умчался из комнаты,
Листья книги перелистав.

За окном моим улица движется,
Звонких песен никто не поет.
На окне позабытая книжица
Под заглавием «Дон Кихот».

4
Календарные листья падали.
Я пилотку ушанкой сменял,
Я сражался… А, впрочем, надо ли
Мне рассказывать, где воевал?

Я бы начал историю долгую,
По геройству почище былин,
С этих ночек бессонных над Волгою,
Кончив тем, как мы брали Берлин.

Рассказал бы, как пушки раскатами
Рвали землю кусок от куска,
Как набухшей от крови ватой
Плыли по небу облака.
Как леса трепетали осинами,
Как от жути гранит бледнел,
Как прославленный ветер синий
С нами вместе в атаки летел.

Что Гомер с его Диомедами,
Да со сказками про старину!
Рассказал бы я про Победную
Синеветрую нашу весну.

Прогремит в стихах канонада ли,
Пополам разорвав тишину?
Я не знаю. Не знаю, надо ли
Мне рассказывать про войну?

Увлеченный этими темами,
Нас, скитальцев военных лет,
Изумительными поэмами
Воспоет не один поэт.

Пропоют о дорогах пройденных,
Про саперное наше житье,
Как народ защищал свою Родину,
Как отстаивал счастье свое.

И гордиться можем по праву мы
Хитроумным своим ремеслом —
Блокировками, переправами…
Но сейчас рассказ не о том.

5
На окне голубая книжица
Под названием «Дон Кихот».
Всю войну этот образ движется,
Всю войну он со мною живет.

Мне всегда почему-то верилось,
Что, когда я с войны приду,
За привычно-знакомой дверью
Я забытую книгу найду.

И тогда не с саперной лопатою —
Под прожектора желтым лучом,
Я предстану закованный латами
Благородным смешным стариком.

А на свете всегда получается —
Если очень желаешь ты —
В жизнь из сказки волшебной врывается
Синий ветер, ветер мечты.
Мне запомнился с прочими датами
Ветерок, шелестящий листвой,
Когда мы, перестав быть солдатами,
Возвращались к себе домой.

Пело чувство во мне нетленное.
Этой песне не нужны слова…
Скоро, скоро увижусь с Леной,
Если только Лена жива.

Уносило меня эшелонами
Из страны черепичных крыш.
Пело сердце мое влюбленное —
Синий ветер, услышь, услышь…

6
Вот и город неузнаваемый:
Сколько времени утекло…
Запевали рельсы трамвайные…
Заменила фанера стекло.

Был у Лены. Жива и замужем.
Муж — заслуженный капитан,
И растет у них, ходит сам уже
Замечательный мальчуган.

Я вошел в неуклюжее здание —
Проходил пионерский слет.
После шумного заседания
Показали спектакль «Дон Кихот».

И с мальчишкой в образе рыцаря
Я боролся, любил, страдал —
Мне припомнились репетиции,
Роль, которую я не сыграл.

С нескрываемым уважением
Гомонили ребята вразброд:
— Дядь, а дядь, расскажи про сражения.
— Дядь, понравился «Дон Кихот»?

Засыпали своими вопросами —
Не успеешь всем отвечать.
Я ушел, задымив папиросою,
Понял: мне уже не играть.

Я сказал себе: все перемелется,
В жизни все еще впереди.
Только выла и ныла метелица
Отчего-то в моей груди.
Перед этим часто пасуем мы,
Эти чувства кто разберет.
Впрочем, это неописуемо:
Тот, кто пережил, тот поймет.

7
Я по улицам шел опечаленный…
Оторвав от земли свой взор,
Я взглянул на дома-развалины
И подумал: «Ведь я сапер!»

А у строек до самого облака
Уходили леса в вышину…
И увидел я в этом облаке
Возрожденную к жизни страну.

На меня указавши пальцем,
Кран подъемный спросил в упор:
— Разве можно сейчас печалиться?
Надо строить, ведь ты — сапер!

И умчало печалей угар моих,
Уплывала тоска без следа.
Я — солдат миллионной армии
Созидательного труда.

На леса подымаюсь поющие,
С высоты их гляжу без тревог,
На счастливое наше грядущее,
На растущий мой городок.

Будет все в городке настоящее,
Как в привычных больших городах —
От почтового синего ящика
До дворца в изумрудных садах.

Погоди, обрисуются линии
Наших школ, пионерских дворцов.
Погоди, видишь облако синее
Над площадками наших лесов!

Ведь работником каждый воитель стал,
И поет веселее струны
Синий ветер большого строительства,
Возрождения нашей страны.

С нами вместе живет небывалое:
Синий ветер, задорен и юн,
Наши стяги колышет алые,
С нами шествуя мимо трибун.
Жребий был наш удачно брошенным,
Родились мы в счастливый час:
Все, что будет в стране хорошего,
Это наше, это для нас!

Свердловск,
Уральский государственный
университет
1948 год.